I Ночь нисходит бухгалтерской прозой; Тянусь к шпингалету, открываю окно. В нос ударяет дух кипарисов морозный, Сквозняк – мне щекочет затылок. Темно.
А с утра снова шаркать по гравию, Голову в плечи, за зубы личность. Сам из себя заурядный и правильный... Нет, я не жалуюсь. Это даже логично.
Людишкам, что назойливей заусенцев, «Я алмаз среди гравия, я излучаю свет!», Не уподоблюсь. «Всегда остается немцем Немец... Даже если немец поэт .»
Я не чувствую боли в суставах стиха , Не верю в любовь, и хоккей не смотрю. Хоть в этом и стыдно признаться пока, Я втайне молюсь... купюрам, тряпью.
II
Купюра, могучая, ты мне подай, Покоя и лавров, а on the side – Как здесь говорят, плесни сантиментов, Чтоб уподобить моменты, Жизни моей, оным героя сухого романа. Окунаясь в теплую ванну С утра – в ней жажду нежиться анемоном, Затем, (все еще сонный), Прислонившись к окну любоваться (Традициям этой нации, вопреки) цветом японских вишен, А на фоне, пусть слышен Тихий напев птичек утренних будет. И остренькой грудью, Меня пусть порадует изящная кошечка. А после серебряной ложечкой Хочу нежные сливки снять с молочка Когда-нибудь... А пока, Я свеж до комичного, зачерстветь не успел: И думаю, «А ел бы и ел!» Вбирая запах едва расцветшей вишни. Но никчемно это, излишне.
III
Я думала, «Здесь камни сеют и свет кончается». А оказалось (я смеялась), здесь импотентов треть. У них – депрессия. А впрочем, (поздней ночью) они предпочитают спать.
|
проголосовавшие
комментарии к тексту: