До соседей вдруг донёсся слух, что в доме номер два в кух не горел большой огонь, который едва потушили. Кухарку назвали дурой Милли он раз. Сказали, чтобы она смотрела лучше. А. Аверченко Бледной, дрожащей рукой наркоман свой извечный окурок в мусорный бак опустил, на стене письмена прочитав. В тысячный раз Прометей на Олимп пробирался украдкой… Тихо! Похищен огонь – значит циррозную печень снова сегодня орёл будет клевать на обед. *** Алый, смешной уголёк на клочке туалетной бумаги лихо отплясывал степ, с мокротой испражнений сражаясь. Долго, как только могла, сохраняла бумага следы Посейдона. Но сын Борея помог – и вот уже яркое пламя, мусорный бак осветив, рвётся в бездонную высь. *** Тихо вокруг и темно. Ночь ожидает прихода Авроры. Пламя уже высоко – пятый лобзает этаж: копотью красит в цвет ночи узкую душную шахту. Спят работяги. Им звуки шальные завода добрый Морфей подменил нежным шелестом женских прозрачных одежд. *** Свет ламп тускнеет, с трудом пробиваясь сквозь дыма завесу. Спят работяги. Им запах горелых останков селёдки, в пластик завёрнутых, сладкой амброзией мнится. Спит и пожарный – славный потомок Нерона. Снятся ему Гинденбург и агония Александрии. *** Только в коморке убогой – под самою крышей - мерит шагами безвестный поэт свои усечённые метры. Нет сна. И Муза гостит в незнакомых притонах, где в барабан револьвера по два патрона вставляют, рёбра затем полируя жёстким, походной шинели, сукном. *** Нет Музы. Едкий удушливый запах сквозь щели коробки дверной проникает в жилище поэта. Без промедленья, в кальсонах одних, он бросается в битву. Вёдрами носит жидкость, огонь поливая исправно. Кончено! Сгинуло пламя, пред гением пепел оставив. *** Встали с утра работяги, с зубов очистили скверну, раковин стенки покрыв эбонитово - жёлтым налётом. Эос с Авророй начали драться за небо, полутонами друг в друга стреляя и ночь погребая поспешно. Крепко ведро обхватив, спит безмятежно поэт. |
проголосовавшие
Феликс | Срала Я |
комментарии к тексту: