Литература

«Что делать?» — думал Иван. В Мариуполе пышно цвели вишни и яблони, рыжий кот целыми днями бродил по выжженному городу и фотографировал черные провалы окон, скрученную арматуру, брошенные вещи, автомобили, холмики с самодельными крестами. Над всем этим шелестели нарядные белые ветви, а в нестерпимо синем небе палило солнце — природе было абсолютно похуй на возню братских народов.

Иван жил в пустой трехкомнатной квартире, которой побрезговали вояки — наверное, из-за черной плесени на стенах. Бывший хозяин начал делать ремонт, содрал обои, разобрал паркет и уехал на заработки в Польшу, а оттуда решил не возвращаться. Иван тоже хотел уехать, но было некуда. Прошел слух, что скоро мариупольцев начнут забирать в Народную милицию ДНР, а Ивану после всего, что он пережил, не хотелось лежать в окопе под огнем хохлоинских ЗРК.

Он помнил, как стоял на кухне и жарил на туристической газовой горелке макароны с тушенкой, стена содрогнулась, повалил дым. Иван выронил сковородку и кинулся собирать вещи. Первым делом он уложил в сумку томик Станислава Лема, потом одежду, планшеты, ноутбуки, павербанки, зарядки и все, что может пригодиться благородному дону. Двадцать тысяч евро наличными он пихнул в рюкзак и потащил добро вниз, кашляя и задыхаясь.

У подъезда его встретили захисники с черными мордами, в пожарном проезде ползал украинский танк, стреляя по всем окнам подряд.

— Паляныця! — отчаянно мяукнул Иван.

— Завались, клоун, — кто-то ударил его по голове.

Когда Иван очнулся, было уже темно, рюкзак заметно полегчал, две сумки с вещами бандиты не тронули, но забрали еду. «Не убили — и то хорошо», — решил он. В подвале, светя айфоном, Иван порылся в сумках и нашел на дне тридцать пакетов горохового супа, мятные пряники и бутыль «Старого Кахети». Целый месяц он сидел в убежище с другими соседями, четыре раза пересмотрел сериал «Дживс и Вустер» и двадцать раз перечитал Лема. Больше всего кот страдал не от голода, жажды и унижения, и даже не от боли, холода и бронхита, а оттого, что не мог как следует помыться. Он обтирался влажными салфетками и проклинал хохлов с москалями. В середине апреля на улице кто-то крикнул: «Аллах акбар!» Послышалась автоматная очередь, потом взрывы, потом все стихло. В дверь постучали. Соседи забились в дальний угол и приготовились к худшему. Иван взял кухонный нож.

— Вы пришли нас убивать? — спросил Иван. — Почему вы думаете, что мы откроем непонятно кому? Чей Крым?

— Вылезай, параноик, мы свои, — ответили вояки.

Иван открыл, из глаз текли слезы — он отвык от дневного света. Молодой леопард пожал ему лапу, дал батон халяльной колбасы и пакет макарон. Второй леопард подтащил бутыль с водой. «На днях откроют пункт выдачи гуманитарки», — обещал он. Колбасу Иван сразу нарезал котятам. «Вы такой смелый! Храни вас Господь, Ваня!» — разрыдалась соседка. Колбаса даже на вид была невкусная, и зверски голодный Иван не желал ее пробовать. Когда-то пухлый кот стал похож на египетскую статуэтку, и он был рад: до войны ему никак не удавалось сбросить вес. Теперь он поставит на место лысую кошку Алесю, которая до войны точила бурый рис с овощами и звала его жиробасом.

На свой день рождения кот перетащил вещи в пустую квартиру. Он раздобыл вафельные коржи, плитку шоколада и грецкие орехи. Растопив шоколад на свечке, он замутил торт и сфотографировал для потомков, которых пока не было. Иван чувствовал, что заново родился и стал другим — счастливым, сильным, уверенным котом. В нем ничего не осталось от старого хиккана, который заливал депрессию литрами пива и кофе, шпилил в Апекс и обжирался лазаньей. Каждый день Иван бегал по восемь километров на восток в сторону Сартаны, чтобы словить мобильный интернет, почитать новости и написать лысой кошке из Львова, как он счастлив с русским народом.

— Дебил, чему ты радуешься, тебя скоро в армию заберут, — куражилась Алеся в ватсапе. — А я скоро уеду из этой дыры и найду себе британского кота.

— Зачем тебе британский кот, в твою дыру индийский слон пролезет, — злился Иван. — Впрочем, африканский тоже, в Гейропе хватает мигрантов.

С каждым днем становилось все жарче, на улицах нестерпимо воняло, каждый день приходилось стоять в очередях за водой и вайфаем. Гуманитарку от «Медвежьей России» Ивану удалось получить всего два раза, упаковка была порвана, хлеб заплесневел. Кот понимал, что здесь ничего хорошего его уже не ждет, и надо валить. Но куда и как? На выезде из города беженцы ждали по три-четыре дня, русские искали диверсантов из Азова и заставляли мужиков раздеваться несколько раз. Иван подозревал, что ожоги на лапах могут неправильно понять, многие бандеровцы пытались скрыть татуировки и следы от оружия.

Все девять лет с тех пор, как Иван приехал сюда из Харькова, устроился на завод Ильича и взял по дешевке квартиру, он мечтал жить в большом городе, где можно хоть каждый вечер ходить в оперу, наслаждаться шедеврами архитектуры, вести утонченные беседы с представителями богемы и посещать барбершоп. Здесь, в Мариуполе, у кошек начинала болеть голова, когда их приглашали в театр, пьяные коты по пятницам валялись на газонах в самых причудливых позах, а почтенные барсучихи литрами глушили наливку из клубники с собственных дач. Кавайные киски, сидя на тротуарах в понедельник в восемь утра, утоляли жажду балтикой-девяткой. Кот пил девятку и сам. Иван стыдился и врал на форумах, что живет в Минске.

Когда Ване было двенадцать, бабушка за отличную учебу привезла его в гости к старшей дочери — уже тогда известному историку и краеведу, автору нескольких книг о блокадном Ленинграде. Эту поездку Ваня запомнил до мельчайших подробностей и даже лежа в подвале, когда над ним гремели взрывы и пылал огонь, кот представлял, как плывет по рекам и каналам мимо роскошных домов с лепниной, статуями, башенками и колоннами, а над ним голубое небо с легкими облачками, совсем не такое жестокое, как в донецких степях. И сфинксы, львы и грифоны машут ему лапами, а кони на Аничковом мосту ржут над тупостью славян, которые кинулись убивать друг друга на потеху англосаксам и прочим ЛГБТ. Теперь Ивана ничто не держало в Мариуполе, но он стыдился написать тетке и попроситься пожить. Кот не привык быть обязанным и никогда не брал в долг даже на обед в заводской столовой, если забывал дома кошелек.

— Когда к нам? — написал ему 1 мая в Твиттере блудливый олень. — У меня есть квартира наверху, которую оставил один пес, я ее снимаю, это долгая история, он там уже не живет. Как насчет перебраться ко мне и смотреть по вечерам Миядзаки? Денег с беженца я, конечно, не возьму.

— И не мечтай, педик, — ответил 2 мая Иван. — Допустим, ты наденешь белые чулочки и поставишь хентай. Ну ок. А потом явится твой кобель и захочет мне засадить? Нам не нужны такие миядзаки.

На самом деле кот уже представлял, как жарит оленя на кухонном столе, а пес в полицейской фуражке дергает оленя за поводок, насаживая наглую морду на песий член. «Я не унижусь пред тобою», — добавил Иван.

— Разбежался, бомжара! — строчил олень. — Я натурал, и у меня есть невеста, ее зовут Галя, она фем-активистка и общественный деятель.

— Эту Галю я уже видел в одной дебильной советской комедии, — строчил кот. — Спорим, твоя воображаемая девушка страшная и жирная, как Дворкин?

— Да, моя девушка похожа на великую Андреа Дворкин, — злился олень. — Она так же умна и так же самоотверженно борется с насилием и несправедливостью! Тебе не понять, старый, пошлый, эгоистичный кошак. Я предлагал бесплатное жилье, а не бордель. Свои гейские ржомбы оставь для ВСУ, которые тебя отымели в жопан всей толпой.

Кот вонзил когти в скамейку, на которой сидел, и заблокировал малолетнего скота.

Павлик был рад, что у кота опять рванул пукан. Олень забыл, как переживал за бедного котика, который мерз в подвале, голодал, пил воду из луж. Он забыл, как Иван был котом Шредингера, который в любой момент мог погибнуть от снаряда медведей или от копыта украинского снайпера.

«Что-то я совсем оскотинился», — подумал Павлик, позвонил маме и спросил телефон старой кошки Розалии Самойловны. Он перевел пенсионерке тридцать тысяч и попросил никому об этом не рассказывать. Старая кошка тут же написала Ивану длинное письмо и отправила пятнадцать тысяч в Ростов до востребования. Военкор Наталья Котовская говорила по радио, что беженцев туда возят бесплатно, а по дороге предоставляют напитки и горячую еду. Племяннику оставалось только купить билет.

Олениха Ольга Ивановна перезвонила старой кошке и пришла в восторг оттого, что сын помогает беженцам. Значит, уроки патриотизма не прошли для него даром! Олениха не знала тонкостей психологии вроде нежелательных подарков и морального превосходства, которое ощущает благодетель по отношению к жертве. Она даже лишний раз сбегала с сыном в банк и одобрила снятие денежных средств, чтобы Павлик плотнее слился с Русским Миром. Все ждали мариупольского героя.

«И как я получу ваши 15 тысяч?» — размышлял Иван. По городу прошел слух, что мужиков уже три дня не выпускают, а на КПП поймали нацистскую крысу, которая убила семейную пару и пыталась выдать себя за маму двух котят. Иван уже представлял, как его тащат в отряд Народной милиции ДНР, выдают кривой калаш и шлют на передовую. Становилось все жарче. Вечером на прогулке Иван встретил знакомого программиста, здоровенного черного кота по фамилии Черногуз, с которым до войны они играли в Апекс. «Надо выбираться», — сказал черный кот. Они выпили по сто граммов «Старого Кахети» и строили планы, как через Рашку свалят в клятую Гейропу и будут жить там на пособие, пока не найдут престижную работу за полторы или две штуки евро. Иван даже предлагал махнуть в Японию и вдвоем снимать узкоглазых кисок. Черногуз поддержал эту идею. Утром коты собрали вещи и встали в конце километровой очереди на выезд.

Пылал закат. Очередь стала в три раза длиннее. Иван пришел в сознание, друг обмахивал его бумажным веером, сделанным из страницы «Плейбоя».

— Вам дурно? — спросила полосатая кошка в очках и с микрофоном в левой лапе. Над Иваном висела камера.

— Конечно, мне дурно от всего происходящего! — с жаром воскликнул рыжий кот. — Эти ублюдки развалили мою великую страну, СССР! Это была величайшая гуманитарная катастрофа в нашей истории, и теперь мы ощущаем ее чудовищные последствия!

— А теперь еще раз на фоне КПП, — сказала полосатая кошка.

Иван с необычной для больного резвостью поскакал за полосатой кошкой, следом трусил Черногуз, обвешанный сумками.

— Так, раздевайте рыжего! — командовала журналистка. — Ощупывайте, как будто ищете татуировки.

— А я? — встрял Черногуз.

— Вы брюнет, не будете смотреться в кадре, — отмахнулась кошка. — Молодой человек, мы тут документальное кино снимаем, идите на свое место, не мешайте!

Иван плакал от софитов, его щупали лапы русских псов и чеченских леопардов.

Очередь тихо гудела, но не решалась протестовать, только одна старушка гавкнула «ненавижу блатных», но ее сразу заткнули. Ивана отсняли, одели и запихнули вместе с сумками в автобус, Наталия Котовская с микрофоном уселась рядом.

— Спасибо за участие в съемках, Иван Максимович, — сказала полосатая кошка. — Редко встретишь в этой местности трезвого кота, который может связно выражать свои патриотические мысли. А теперь вы дадите интервью, как вас кошмарили ВСУ и нацбаты, покажем Кузькину мать американским блядям!

Иван надеялся в случае чего махнуть в СШП, и ему не хотелось светиться, но делать было нечего. Он описал все зверства ВСУ и даже сообщил точную сумму, которую банда захисников сперла из рюкзака. Для красоты он приплел историю, как азовцы всей толпой изнасиловали его жену Алесю и залили ей вагину монтажной пеной, а потом угнали эту патриотку в застенки Службы Безпеки. Этьу гордую кошку пытали, как Зою Космодемьянскую, так что она вся облысела, но не отказалась от своих взглядов, а теперь ее насильно удерживают во Львове, не давая выехать в Россию.

— Спасибо за правдивый рассказ о преступном фашистско-украинском режиме, — мяукнула кошка. — Мы все смонтируем через неделю, следите за новостями.

Журналистка с оператором собрала аппаратуру и пересела в фургон «Мерседес», автобус еще и не думал ехать, было душно, мяукали котята, в салоне нестерпимо воняло. Но Иван всеми легкими вдыхал воздух свободы. Через секунду он уже забыл приятеля-программиста, холодный подвал и закопченые стены. Теперь его волновало, как получить 15 тысяч и купить билет на поезд из Ростова: это было слишком популярное направление с тех пор, как закрыли аэропорты. Остаток денег кот надеялся потратить на подержанный монитор, чтобы шпилить в апекс: разобранный комп лежал в сумке у него под лапами, Ивану не терпелось его собрать. Беженец жалел, что так и не успел купить виар-шлем, это было бы достойным вложением. Автобус медленно ехал среди руин и степей, стемнело, Иван снова задремал. Ему снилась Вальгалла, где плясали японские кошкодевки и трапы в причудливых нарядах, а он пил брагу из черепа лося-правосека.

Солнце било в морду. Помятые заспанные кошки и медведи вылезали из автобуса перед зданием то ли школы, то ли больницы. Первым делом Иван проверил, целы ли сумки, и тоже вылез. Шумели тополя, у забора под кучей мусора еле виднелись голубые контейнеры. Всем дико хотелось в туалет. В сарайчик, сколоченный из шифера, ломились мамаши с котятами и медвежатами, медведи и коты с завода Ильича пытались сохранить достоинство и благородную осанку, но взгляд у них был зверский.

— На землю не ссать! — предупредил медведь с калашом. — А то вы тут задохнетесь.

— А ватерклозет вы считаете непозволительной роскошью для беглых хохлов? — прошипел Иван.

— Из-за хохлов у них нет водоотведения, — рыкнула жирная медведица. — Не выебывайтесь, молодой человек.

Иван забежал за сарай и вернулся с полной бутылкой.

— А так можно было? — прорычал пожилой фрезеровщик.

— Не зря же тут столько мусора, — прошипел Иван. — Молодцы, надо поучить уму-разуму зажравшихся мариупольцев.

Медведи не поняли сарказма и пошли искать бутылки в мусорной куче. Жирная медведица, сильно смутившись, взяла пакет с надписью IKEA…

А Иван уже стоял в очереди за водой. Он дал себе слово, что в России никогда не встанет ни в одну очередь, он будет пользоваться автоматическими кассами, заказывать заставку, голодать, но только не это. За спиной у Ивана хихикали две гламурные черные киски, Иван пытался поймать сигнал Водафона и Киевстара. Он ухватил слабый сигнал вайфая и зашел на сайт РЖД. Оставалось только пять билетов на завтра. В животе холодело при одной мысли о том, чтобы остаться в Ростове на неделю, кот не привык к хостелам и вокзальным скамейкам. Кроме того он слышал, что в Ростове все очень дорого, много наркоманов и гопников и высокий уровень преступности, совсем не такой, как в Украине. Киски пытались заглянуть в айфон Ивана. Он сделал селфи так, чтобы они тоже попали в кадр, и послал его лысой кошке Алесе.

— Над тобой все бабы смеются, — ответила она. — В Рашке ты никто.

Иван запостил в Твиттере фото донецкого сортира, тут же набежали киевские лоси и начали радоваться, что в Рашке нет нормальных унитазов.

— А кстати, когда автобус до Ростова? — спросил Иван у медведя с калашом.

— Какой автобус? — удивился медведь. — Вас доставили на безопасный пункт временного размещения. Если вам у так не нравится, можете вступить в ряды Народной Милиции ДНР, вернуться на передовую и отомстить хохлам.

Иван мысленно выругался и снова залез в дискорд.

— Где этот рогатый содомит? — набрал он.

— Чего тебе? — спросил Павел Преображенский. — Я лег в пять утра, всю ночь рихтовал новый патч. Ты хотел показать еще одну тупую картинку с трапами или пожаловаться, что бабы опять не дают?

— Я хотел, чтобы ты купил билет от Ростова до Питера, — объяснил кот. — Их осталось всего пять, не хотелось бы ждать другого поезда и тусить с местным быдлом. Когда я доберусь до Ростова и получу 15 тысяч, которые выкроила тетушка из своей скудной пенсии работника культуры, ты сдашь билет, а я его тут же куплю. Не переживай, твои грязные деньги мне не нужны.

— Давай паспортные данные, я куплю, — предложил олень. — Думаешь другие юзеры будут ждать тебя, когда я его сдам?

— Ага, паспорт. И ключи от квартиры, где деньги лежат, — набрал Иван.

— Это такой же баян, как и ты сам, — набрал олень. — Больно надо помогать старому злобному жирному неудачнику. Езжай автостопом, Иванушка-дурачок. Только потом не жалуйся, что тебя заставили сосать.

— Пошел нахуй! — нацарапал Иван.

Через час оленихе Ольге Ивановне позвонила старая кошка, а еще через полчаса Павел трясся в гатчинском автобусе. Розалия Самойловна не доверяла виртуальным рабочим столам, она просила его лично приехать, купить для Ванечки билет и отправить по электронной почте, потому что она сама не умеет. Павлик оплатил билет из своих денег, ссылаясь на небольшую пенсию заслуженных работников культуры. «Благослови тебя Господь», — мяукала старушка.

Еще через час Иван сторговался с таксистом из Ростова за шесть тысяч. Баран, услышав про почтовый перевод от тетушки, напрягся. Он был уверен, что котяра его кинет. Выбора у Ивана не было, в попутчики никто не набивался — все ждали бесплатных автобусов, которые обещала по радио Наталия Котовская. Две черные киски, волоча чемоданы, подбежали, когда такси уже выехало с парковки. Киски требовали взять их бесплатно, потому что нужно помогать ближнему. Иван был не против.

— Святой храм блядей не возит, — буркнул баран и нажал на газ.

«Ланос» мчался под яростным небом среди раскаленных степей, кондиционер у барана не работал, Иван вдыхал запах полыни, он высунул в окно лапу и ловил горячий воздух. Навстречу ползли колонны военной техники.

— Слава России! — кричал им Иван.

— Ты что, шизик? — не выдержал баран. — У тебя стокгольмский синдром? Тебе напомнить, из-за кого ты стал беженцем?

— Я смотрю, ты дерзкий, — прошипел кот. — У нас в Марике такие не выступали. Хохлы им быстро затыкали пасть.

— Да клал я на ваш Марик, — проблеял таксист. — Из-за восточных хохлов у нас все подорожало втрое, вы у нас уже вот где! Я за всяких обрыганов воевать не хочу. На хую я вертел ваш Крым и Домбабве. И таких как ты беру только из-за бабла, а не потому, что у вас рюзке мир. Так что не действуй мне на нервы и завались, пока я тебя не высадил.

Кот скрипнул зубами и завалился. Такси еще долго мчалось среди полей, засеянных пшеницей, подсолнечником и кукурузой, а после тащилось мимо одноэтажных домов, складов и атомастерских. Закатное солнце било в узкие кошачьи зрачки. Баран подрулил к почтовому отделению. Кот получил деньги и выгрузил вещи. Рядом собрались местные жители, они пили пиво, сдержанно матерились и с интересом глядели на приезжего. Коту стало не по себе.

Наконец, Иван несмело отсчитал шесть тысяч.

— Мало, — сказал баран. — Я тебя ждал целый час, это стоит еще штуку.

— Спасибо за помощь блокадникам, — прошипел кот. — Я и так дал слишком много, молдаване беженцев бесплатно возят. Может, рассказать всем этим людям, как ты не взял двух баб?

— Гони бабло! — баран протащил кота по тротуару и прижал к стене частного дома.

— Я беженец с Мариуполя! Помогите, грабят! — заорал кот.

Собралась толпа. Барана оттащили за рога, коту жали лапу и предлагали пиво. Иван жадно присосался к бутылке «девятки» и запил жигулевским. Пожилая кошка метнулась в магазин и сунула ему пакет с пирожками, а медведь в костюме «Адидас» предложил бесплатно довезти до вокзала. Баран все еще скакал рядом и блеял, что ему недоплатили.

— Сколько ты дал? — спросил медведь.

— Неважно, — засмущался кот. — Шесть тысяч. Нормальная цена...

— А это правда, что тот жлоб не взял девчонок? — спросила пожилая кошка.

— Чистая правда, — сказал Иван.

— Так схуяли мне перегружать машину? Приперлись с барахлом на сто кило, багажник не резиновый, — оправдывался таксист. — А мне кто поможет? Я должен семью кормить!

— Ах ты тварь, у девчонок вся прошлая жизнь в этом «барахле», как ты сказал! — зашипела пожилая кошка. — Мужчина заплатил за всех, могли бы подвинуться, взять сумки на колени.

— А кто мне потом будет стойки менять, вы? — не сдавался таксист.

Медведь ухватил барана за курдюк и заставил вернуть три тысячи.

В четыре часа ночи Ивана с сумками погрузили в двухэтажный поезд, где обнаружился даже душ, так что кот смог помыться горячей водой впервые за три месяца. И когда Иван с огромным трудом залез на свою верхнюю полку, он поймал вайфай и написал в Твиттере: «Н-да, вот вам и «Северная Пальмира». С виду здоровенная пафосная шайтан-арба, а внутри маленькие короткие полки, даже в настоящей Пальмире, разъебанной руснявыми ВКС, не найдешь такого говна. У нас в Украине все поезда с мягкими удобными диванами и есть где вытянуть лапы».

Колеса мерно стучали, пахло креозотом, чаем и жареной курицей. Кот сжевал ростовский пирожок, уронил телефон на подушку и захрапел. А когда проснулся, написал в Твиттер, что спал как на булыжниках, и все тело его в синяках.